Дорога длиной в сто лет. Книга 1. Откуда мы пришли - Ефим Янкелевич

Подтверждением нашей крепкой дружбы может служить, например, такой факт: в самое тяжелое для меня время, когда вся наша семья болела сыпным тифом, она меня не оставила одну и даже спала со мной, пренебрегая опасностью заразиться от моих родных. Я к этому времени уже переболела тифом, а она нет.

А умерла она страшно и нелепо. Она купалась в речке и не обратила внимания на небольшую царапину на ноге. Она заразилась столбняком и умерла в ужасных муках. Вся Добровеличковка переживала ее страшную смерть. Но это будет потом.

В раннем детстве, если я не была у бабушки, то игралась с детьми портного. Летом игрались на улице, а зимой на печи. Благо печь была большой, и все там помещались. Игрались с малышами, как с куклами, и они не плакали. Куклы у нас были самодельными, тряпичными и были даже с фарфоровыми головками. Несмотря на их исключительную бедность, (ребенок же) я у них питалась и не видела в этом ничего предосудительного. Очень мне нравились Хайкины коржики зеленого цвета. Зелеными они были, так как они пеклись на самом дешевом растительно-конопляном масле. Правда, часто я приносила туда все, что можно было без спроса взять у бабушки, а из дому у меня не хватало смелости.

Детство

Самые-самые далекие, самые дорогие воспоминания – детство.

(Прежде чем приступить к изложению воспоминаний мамы и к ее вышеприведенному эпиграфу о своем детстве, хочу обратить ваше внимание на недавно прочитанные вами воспоминания папы о своих ранних годах. Если детство для мамы было самым счастливым периодом в ее жизни, как и должно быть, то папа свои ранние годы и детством не называет. Беспросветная нужда, тяжелая и очень стеснительная для ребенка болезнь, невозможность учебы, отсутствие товарищей, с ранних лет тяжелейшая работа на поле наряду со взрослыми мужчинами – разве это детство, спрашивает он в оставленных воспоминаниях? Такие разные условия жизни моих родителей в раннем возрасте и сформулировали их характеры. Оба они были замечательными, добрыми людьми и прекрасными семьянинами. Папа был добрым и отзывчивым человеком, готовым поделиться с ближним всем, что у него есть, но был он человеком замкнутым и не жизнерадостным.

У мамы ее радостное детство длилось только до двенадцати лет. А далее вы прочтете, что уже в 1918 году, когда ей еще даже не исполнилось двенадцать лет, в ее жизни произошел «обвал». Детство кончилось. И ей пришлось помогать семье, чтобы выжить в условиях гражданской войны, бандитизма и в последующей неустроенности в жизни.

И все же. По характеру мама была веселым, общительным человеком и умела сглаживать всевозможные острые углы в жизни. Даю ей слово.)

Рассказав о своих предках и своей среде обитания, приступлю к воспоминаниям своего детства.

Родилась я 15 августа 1906 года в местечке Добровеличковка, Елиcаветградкого уезда, Одесской губернии. В свидетельстве о рождении я сама исправила год рождения с 1906-го на 1905-й для планировавшегося поступления в Одесский медицинский институт. Причем исправление явно видно, но его приняли в исправленном виде. Так я на всю жизнь и повзрослела на один год.

Сколько я себя помню, все раннее детство я жила у бабушки Эстер. Родители против этого не возражали, а бабушка и дедушка, мне кажется, были этому рады. Дома мне было скучно, так как я долгое время была единственным ребенком, а я всегда любила общество. У бабушки всегда было весело. И еще. Для меня главной притягательной силой была Бобеле, дочь бабушки, которая была старше меня, но ненамного. К тому же, моя мама всегда была строгой и серьезной женщиной, и мои подружки робели перед ней. А подружек у меня было множество, почти все мои сверстницы с нашей улицы. И все же, невзирая на робость, подружки навещали меня дома, когда я болела.

Расскажу о моих подругах. Самой любимой подругой у меня была дочь соседа портного, моя ровесница – Руся. Из близких подруг была у меня еще Туба Грабовская. Она была маленькой, некрасивой, но очень доброй девочкой. Насколько я помню, она все время кашляла. Несмотря на то, что она приносила нам, своим подружкам, всякие сладости, такие как печенье, конфеты, орехи и даже любимую всеми нами белую, пахучую халву, которые ей удавалось стащить в магазине своего отца, девочки ее не любили. Почему? Трудно сказать. Может это, исходило из нелюбви их родителей к ее отцу за его скупость.

Немного о семье Грабовских. В семье было много детей, но из всех их выделялся своей добротой только один сын – Муня. Из-за его доброты родители редко допускали Муню к торговле. Когда по улице распространялась весть о том, что за прилавком Муня, все девочки наперегонки мчались в магазин за дешевыми сладостями. После женитьбы Муня, понимая, что торговля не для него, арендовал землю и занялся хлебопашеством. Знаю я это потому, что Муня часто приходил к отцу изливать душу на своих родителей.

Какие у нас были игры? Зимой на печи мы играли в куклы. Куклы были самодельными, иногда с фабричными фарфоровыми головками, к которым мы приделывали туловища, которые мы делали из тряпок и заполняли их опилками или стружками. Но часто мы играли с малышами вместо кукол, а их у бедняков всегда было много. Летом весь день играли на открытом воздухе. Играли в прятки, кремешки, в классы, с мячом. Что представляла собой игра с мячом? Мяч ладонью ударялся о землю, отскакивал от земли, а играющий ладонью вновь ударял им о землю – и так сотни раз, причем играющий выделывал при этом всевозможные фигуры и повороты. Это была моя любимая игра, так что мама говорила, что мяч прирос к моей руке. Запомнился и такой случай. Как-то дети всей улицы под ответственность немой прислуги Грабовских пошли купаться на речку. Речка была неглубокой, но ребенок утонуть все же мог. Так оно едва и не случилось. В какой-то момент эта женщина заметила, что рыжей головки нет над поверхностью. Она тут же отреагировала как надо и вытащила меня из воды. На этом купание в реке в детстве для меня закончилось.

Еще об одном увлечении я хочу рассказать. С наступлением теплых дней мы вне дома бегали босиком – настоящее босоногое детство. Рядом с нашим домом стояли амбары зерноторговцев, покупавших зерно у крестьян. Затем торговцы по железной дороге от ближайшей к нам станции Помошная отправляли зерно оптовым покупателям. Вот у этих амбаров в базарный день собиралось множество подвод, а, следовательно, и много конского навоза. Здесь мы и шастали с ведрами между подвод за добычей этого «драгоценного» навоза. Мы лезли прямо под копыта лошадей, чтобы собрать его как можно больше. Этот «продукт» был в цене, а, кроме того, это было и своего рода состязание – кто больше его соберет. Так зачем же нужен был этот «продукт»? Из него делали, так называемый «кизяк» для топки печей. Кроме того, в наших краях все дома были облицованы глиной, и называлось это «мазанкой». Для крепости в раствор глины примешивался конский навоз. Только большие специалисты могли определить правильное соотношение глины и навоза, чтобы мазанка долго стояла.

Вспоминается, что у меня было постоянное желание поесть чего-нибудь вкусненького. (И это в относительно обеспеченной семье управляющего магазином и только с одной дочерью, а что же говорить о бедняках, имеющих по шесть и более детей).

Даже когда в семье была корова, мама меня не баловала сырниками и пирожками. Очевидно, мама молоко продавала. Каждая копейка была на счету. Родители мечтали приобрести свой мануфактурный магазин и экономили на всем. Но мечта эта не сбылась. Запомнила я только, что за домом у нас были штабеля красного кирпича, а строительные бревна уже лежали на базаре, на том месте, где должен был быть сооружен и сам магазин. Свое желание поесть вкусненького я осуществляла на печи у Грабовских, благодаря Тубе. Немая прислуга много и вкусно готовила для большой семьи Грабовских. Глиняный кувшин-макитру с пирожками прислуга держала в теплом месте, а это была русская печь, где мы игрались.

Экономила мама на всем и на фруктах и овощах, объясняя это мне боязнью желудочных заболеваний.

И все же я обходила и этот запрет у бабушки Эстер. Был еще обходной источник поесть вкусненького – в семье портного. Для его большой семьи покупать арбузы и дыни было просто немыслимо. Хочу описать один случай, когда в семье портного появилось множество дынь. Жена портного Хайка остановила на дороге арбу с дынями. Став на спицу колеса арбы, она начала торговаться. Причем, она очень плохо говорила по-русски. Когда она как бы выбирала дыньку для покупки, арбу облепляли покупатели из соседних домов. Пока шла оживленная торговля, Хайка передавала дыньки своей веренице детей. В этой афере и я тоже принимала участие. Добытые таким образом дыньки оказались под кроватью у портного. После такой «покупки» вся эта орава ела дыни сколько хотела, в том числе и я, и никакого поноса у меня не было, хотя ели их даже немытыми. Все это делалось в секрете от мамы и никто меня не выдал. В этой семье не почитался расчет. Ели пока есть, а если не было – обходились.